Про то, как Пётр стрельцов наказал
(продолжение)
Меж тем Пётр уже и в подмастерья определился к корабельных дел мастеру. Учится стал, как всякие там суда и судёнышки справить можно и должно. Сам, при этом, по сторонам присматривается да приглядывается, всякое кем-никем-обронённое слово на лету хватает: а вдруг кто «главную ту тайну» случаем сболтнёт.
Всё хорошо бы, да на душе у царя неспокойно: что-то тут нитак с голландскими властями – и гнать не гонят, но и ко двору не зовут!? И вот этими тревожными сомнениями поделился как-то Пётр с Ивашкой-беглым (тот из России убёг аж двадцать-с-лишком лет назад, мастером стал, семьёй обзавёлся, разбогател и в довольстве, и в достатке жил-себе-припиваючи на хуторе отдельном вблизи петрова жилья):
-Вот скажи-ка мне, Ивашка-холоп-мой-бывший, растолкуй, пошто меня к ихнему царскому двору не зовут – я, хоть и переодетый, но царь всё-же-как-ни-как.
-А у них и царя-то никакого нет.
-Да нешто можно без царя жить? Кто же за народом присматривает, судит-рядит, направляет его?
-Да «никто» и в то же время «все»: самоуправление у них по городам и весям. Сами судят, сами рядят и не дают их главе-штатгальтеру в свои дела вмешиваться. Да и штатгальтера голландцы сами избирают. Они же им и управляют. Он же (в свою очередь) потому и не могёт ими управлять, а лишь своими чиновниками-крючкотворами да военными-сорвиголовами.
Как услышал такое Пётр, вмиг сорвался с насиженного места и
голопом-по-европам назад в Москву заспешил: «Я ужо покажу вам
«самоуправство». И по быстрому своему возвращению тотчас
(во гневе-ярости) многих тогда стрельцов на казнь определил.
После казни немного полегчало ему: ярость вроде улеглась, но злость
и беспокойство остались.
Не боялся он по городам-и-весям самоуправления вводить:
пообтешется-пооботрётся да и привыкнется. Не страшило его и то,
что тайны подданных недоступными станут-быть: пусть их, своего
грязного белья хватает.
Пугался он иного, другая навязчивая мысль тревожила душу
царя и не давала покоя: а как вдруг россияне возьмут да и не выберут
его в Штатгальтеры Всея Русии. Попугался он так, попугался да и
плюнул в сердцах: «А пошли вы со своими голландскими тайнами…».
И избрал сам себя императором.
Ну, а о том, как он шведа воевал, так то – совсем другая история.
15.10.08
* * *
Сталинские усы
Как-то Лаврентий Павлович Берия, перебрав водки, вдруг заявил Иосифу Виссарионовичу:
-Слушай, Коба. Надоело мне ходить на вторых ролях. Годы уже не те. Не пора ли тебе на пенсию?
От наглости говорящего даже усы Сталина дыбом встали. Затопорщились. Потом оторвались от верхней губы и взмыли вверх в свободном полёте. Сердце тирана, не выдержав потери ценной-детали-портрета, ёкнуло и остановилось.
Хоронить любимого учителя и друга всех-всех-всех пришлось с накладными усами из Большого театра. Без них народ не поверил бы, что в гробу лежит Он-сам. Не поверил бы и не пошёл бы на похороны - "о-о-чэн ва-а-жного (с палытычэской тотшки зрэния) мэропрыятыя в свэте…". Ну, и т.д.
Через много-много лет усы были найдены дотошными чекистами на лице у Л.И.Брежнева. Правда они уже были не усами, а бровями… Но это совсем другая история.
* * *
Как Ивашка московский жанился
Пахан казанский совсем забурел. Ивашка (он же - "третий", он же -
"московский") устал ему дань платить. А, ведь, вся семья его, начиная с
пращура - тёзки - хитрого и прижимистого барыги, под казанцем ходила.
И погоняла у барыги было, что надо - Калита (сумка-кошёлка). Вот с этого
погоняла и пошли все Калиты`нычи.
Тогда из-за цветмета вспыхнула Ливонская разбируха. Все
солидные паханы - тверские, рязанские, ярославские и пр. - либо куплены,
либо запуганы, либо убиты были Калитынычами. А на их места
поставлены земели-подельники.
Только псковские да новгородские пацаны не поддались нажиму.
Мало того решились ввязаться в Ливонскую заварушку.
Но Ивашка-Третий их опередил. Заручился поддержкой итальянских
мафиози. И через пахана Римского скрепили они союз свой - брачным
уговором (жанитьбой Ивашки на девке приблудной при Ватикане Соньке
Пэ)…
Ну, а о том, как с казанцами разобрались - так это совсем другая история.
* * *
Про указы и приказы
- Ну, так что вам рассказать, тёбтить-мобтить, вашу мать? Под завязку - на ночь сказку? - начал, сидя у костра, старый пень, колхозный сторож, он же - "хрен" и "немчура".
-Залеплю-ка вам горбатого про Попку Косматого, усатого, толстозадого, в околоток взятого ночью двадцатого.
Помолчал. Зевнул. Руки почесал. Закурил. Моргнул. Губы облизал. Покряхтел. Вздохнул. И уже без перерыва свою сказку затянул:
-А случилося Оно, ну не так, чтобы давно, но не в нашем - в прошлом веке. В ту годину нами некий лысый-с-меткой дядька правил (и плохую по себе, тёбтить, славу он оставил…). Раз с семьёю на юга` подался`. "А на фига, - тут вопрос мы, кстати, спросим, - На кого страну он бросил?"
И друзья его, и замы, алкоголики и хамы, их подручные и помы - все по случаю такому (в честь отъезда Самого) упились до полу…полу…(сами знаете чего). "Но, - так следствие сказало, - этого им было мало!". И, как водится у нас, на Тверскую в поздний час (для честной команды всей) послан был фельдъегерь бравый за водярой - в Елисей.
Долго сказка говорится - как вода в реке струится (с плавным, медленным теченьем). Так и на`рочный не скоро обернулся с порученьем. И бледней поганки бледной, запинаясь и дрожа, выпалил фельдъегерь бедный: "Мне не дали не шиша!".
"Как не дали? - заорал самый главный генерал, - что они там, суки-панки, огуели!? А вот танки…". И сама-собой рука - хрясть по кнопке впопыхах, не дождавшись окончанья генеральского "стиха".
И тотчас по всей Тверской - грохот, скрежет, вой людской: "Шо опять война?", "Победа? Но над кем?", "А кху…их ве`дат…". И толпа толпой-гурьбой шасть по самой мостовой - посмотреть кого воюют, с кем ведётся нынче бой.
Между тем у Елисея расцвела во всю затея. "Это вы, козлы-вороны, - встрял один с минобороны, - два часа тому (не дале), водочку гонцу не дали. Не смотря на мой приказ, вы, предатели-паскуды, обосрали госзаказ. Если и сейчас упрётесь, то кровавыми утрётесь и соплями, и слезами. Только я моргну глазами, и из вашего "модерна" (зуб даю, что это верно) "мирные" железки-танки вмиг наделают останки…".
Магазиновский юрист, хоть и трусит, но юлит и в ответ нежнейшим тоном оппоненту говорит: "Ах, ох, ух…От испуга и напряга чуть не выветрился дух.
Обслужить мы вас сумеем, только завтра - после двух.
Не могём сейчас и сразу, здесь-и-тут: президентские указы - не дают.
Да, приказ ваш - прецедент, только вы не президент. И указы
отменить лишь в силах тот, кто их чинит.".
Тут от злости генерал чуть штаны не обосрал: "Ну так вот вам
"Отреченье" Самого. Он уехал на леченье, где его и прочистят, и
промоют, и пиявками покроют, мазью, грязью и тэ пэ…"
Так в борьбе с алкоголизмом и возник Гэкэчепэ.
-Ну, а где здесь про Попку Косматого..?
-Это вы про попугая? Так то - история другая…
23.05.08